Возвращение из рая - Страница 110

110

Вспрыгнул я ему на спину, осторожно вцепился когтями в Братковый мех, а Браток мне так недовольно и говорит:

— Шеф, чего вы, ети вашу, извиняюсь, мать, жалеете меня? Запускайте когти в самую телу, да поглыбже — мне от энтого только щекотно будет. И держитесь намертво, а то обязательно ёбнетесь!

Ну что делать? И Братка жалко, и выхода другого нету... Я вцепился всеми когтями в него! Чувствую — у него даже дрожь по всему телу прошла.

— Хорош? — спрашивает меня, будто ничего не чувствует.

— Да уж чего хорошего... — бормочу я виновато, но держусь крепко.

— Тогда приготовились!..

— Стой, Братан... Пакет взял?

— Во, бля, точняк!.. — удивился Браток и осторожно взял пакет в зубы. — Что бы я без вас делал, Шеф?! Бля буду — не представляю... Прыгаем?

— Давай! — А сам чувствую, у меня из-под когтей кровь бедного Братка начинает сочиться...

И мы прыгнули!!!

Но как?! Это был полет в ночи, парение, это было ощущение, не сравнимое ни с чем!.. Вцепившись передними когтями в холку Братка, а задними — в спину, я был похож на американский «Шаттл», еще не отделившийся от громадной ракеты. Мы с Тимуром всегда смотрим эти репортажи с мыса Кеннеди...

... Приземление на балкон третьего этажа грешило некоторой жестковатостью. От резкого торможения могучими лапами Братка я перелетел через его голову, шмякнулся, слава Богу, об какой-то старый, пыльный диван, выставленный на балкон, очевидно, за ненадобностью, и оказался прямо у открытого в кухне окна.

Так как балкон опоясывал чуть ли не весь этаж, то мы с Братком получили блистательную возможность просмотреть почти всю квартиру снаружи, за исключением помещений, уходящих в ее глубину. Но пока нам нужна была только кухня, и мы решили затаиться.

— Ребята!.. Вы здесь? — услышали мы слабый шелдрейсовский голос Тимура.

— Здесь, Тимурчик! — в обе наши глотки беззвучно завопили мы — я по-шелдрейсовски, Браток — по-Животному. — Мы на балконе, малыш... Где ты? Мы тебя не видим...

— Я в углу. К какой-то трубе пристегнут. Из окна не увидеть...

— Рис в плов засыпали?

— Давно уж под крышкой парится...

— О ч-ч-ч-черт! Опоздали... — У меня просто голова пошла кругом.

— Вперед!!! — Браток подхватил выпавший у него из зубов во время приземления Слоновий пакет и рванулся к окну.

— Стоять, сукин Пум! — рявкнул я на него. — Куда тебя понесло, дубина?! Лежи и держи пакет наготове! Сначала нужно нейтрализовать Старух... Если ты покажешь сейчас свою Бандитскую рожу, они такой хай поднимут, что нас всех в три секунды перестреляют. А вот если к ним в кухню через окно, негромко мурлыча, войдет скромненький, ласковый и культурненький Котик, они только обрадуются. Ибо Старухи, как правило, ОДИНОКИ...

— Кыся! А как ты их собираешься нейтрализовывать? — услышал я тревожный голос Тимура. — Очень прошу тебя — только ничего жестокого! Они очень добрые старые тетки. Одна из них вообще наша. Из Караганды. Сын у нее сейчас работает Террористом, а она вполне пристойная Бабка. Жратву им готовит, с внуками возится. И вторая такая же. Только из Сирии...

— Успокойся. И главное, не обращай на меня никакого внимания. Даже не смотри в мою сторону!

Я прилизался как можно тщательнее. Сейчас очень важно было произвести на Старух хорошее впечатление!

Только после этого я вспрыгнул на подоконник и как можно мелодичнее сказал своим хрипатым отвратительным голосом:

— Мя-а-а!..

Две Старухи в черных одеждах, по брови замотанные в черные платки, колдовали у большой плиты, на которой стояли огромный казан с пловом, какой-то чан с кипящим маслом, в нем Старухи варили рыбу, а на кухонном столе уже стояли противни с уймой готовых, запеченных маленьких фаршированных птичек — потом я выяснил, что птички назывались «перепелки». А еще стояла на столе гигантская кастрюля с примитивной пшенной кашей.

Эту кашу я запомнил еще по нашим голодным с Шурой временам. Ее гнусный запах врезался мне в память, наверное, до конца дней моих. Ее ни одна Шурина поблядушка никогда не ела, сколько он их ни угощал этой кашей. Водку — пили, мой хек — жрали, а вот пшенную кашу — ни в какую!

— Мя-а-а-а!.. — повторил я и постарался придать своей роже максимально приятно-интеллигентное выражение.

По всей вероятности, мне это в какой-то степени удалось, потому что одна из Старух посмотрела на меня и спросила вторую Старуху на ужасающем английском:

— Это твой кошечка? — И добавила на совершенно незнакомом ни мне, ни второй Старухе языке: — Наверное, голодный, бедная...

Тут ко мне повернулась и вторая Старуха — Карагандинка. То, что именно эта Старуха была из России, я понял по тому, что платок у нее был заколот под подбородком базарной расписной брошкой «под Палех».

В отличие от меня Карагандинская Старуха поняла только первую половину фразы, сказанной по-английски.

— Нет, это не мой кошечка... — И озабоченно добавила по-русски: — Может, голодный? Покормить бы... Кысь-Кысь!

Но я не тронулся с места. Я сидел на подоконнике, рядом со мной мерно гудел кондиционер — их здесь в Америке чуть ли не в каждом окне, — И Я СМОТРЕЛ СТАРУХАМ ПРЯМО В ГЛАЗА!..

Тень Кашпировского витала надо мной, и я чувствовал в себе такой прилив Энергетически-Потусторонне-Гипнотических Сил, что с легкостью мог бы сейчас усыпить сто Старух вместе со всеми их родственниками-бандитами!!!

Не двигаясь и не мигая я смотрел им в глаза и посылал волновые импульсы своей несокрушимой воли! Я даже не бросил взгляд в угол, на нашего Тимурчика — я знал, что он там и его освобождение зависит от того, как Старухи отреагируют на мой ВЗГЛЯД! Это было всего лишь первое звено во всей дальнейшей Оперативно-Кугуаро-Котово-Полицейской цепи, и я не имел права на риск и неудачу.

110