Возвращение из рая - Страница 66

Хотя в то же время, говоря о Лос-Анджелесе без особых ноток восторга, просил бы учесть следующее.

Наверное, если я поживу здесь подольше, мне и Лос-Анджелес понравится. Вот только что Боб пообещал свозить нас с Тимурчиком в Санта-Монику на Променад — к океану. Этот полицейский Китаец со своими талантами по семейно-женской линии четко просек, что я не бог весть в каком восхищении от города, и теперь хотел сделать все, чтобы я не расстраивался...

И последнее. Как говорил мой старый друг Водила: «Меня тоже не в дровах нашли!», а родился я и вырос в Ленинграде — ну, в смысле, в Санкт-Петербурге. В одном из самых красивых городов в мире! И ничего страшного, что мы с Шурой жили на его задворках. Нам это совершенно не мешало считать Фонтанку и Адмиралтейство, Казанский собор и Петропавловку, Зимний дворец и наш любимый пустырь перед нашим домом на Гражданке — СВОИМИ...

А Мюнхен, который я теперь знаю, как свои четыре лапы?.. А Вашингтон — очень, я вам скажу, неслабый городишко... А Нью-Йорк, где мы все сейчас живем! Это вам что — хухры-мухры?!

Нет, уважаемые Мистеры, Мэмы и Сэры! Кот, обладающий таким разнообразным жизненным опытом, такой степенью сравнения — имеет полное право на собственную точку зрения!

... По дороге на киностудию Боб обнаружил знания, поразительные для служащего криминальной полиции! Он рассказал нам про Адольфа Цукора, основавшего «Парамаунт» аж в тысяча девятьсот шестнадцатом году... Рассказал про Бинга Кросби, про замечательного режиссера Сесиль де Миля, про президента студии семидесятых годов Блюдорна, про Рудольфе Валентине, про Мэри Пикфорд, Марлен Дитрих, Гэри Купера, постановщика знаменитых фильмов Билли Уайлдера... Про Уильяма Харта, Йозефа фон Штернберга...

— Это просто грандиозно, что Кыся получил роль на такой студии! — сказал Боб. — У «Парамаунта» одних «Оскаров» столько же — сколько пальм в Гриффит-парке. Не говоря уже о «Золотых Глобусах».

— Боб, тебе не кажется, что перед тобой просто прямая дорога — из полиции в кино? — сказал Джек. — Ты столько знаешь про все эти штуки... Судя по тому, что про тебя рассказывал твой шеф, ты смог бы быть там прекрасным каскадером. Думаю, что эти парни зарабатывают побольше, чем мы с тобой в полиции... Неужели тебе не хотелось бы поработать с каким-нибудь Френсисом Фордом Копполой? Или со Стивеном Спилбергом?

— Да нет, Джек... — как-то промямлил Боб. — Я уж лучше останусь в полиции и поработаю с Питом Морено. Он на своем месте ничуть не проигрывает Спилбергу. Тем более что в полицию я пришел именно из кино. Кстати, из каскадеров...

Мы плелись в пробке, образовавшейся при съезде с Сансет-бульвара на Голливуд-драйв, и мы с Тимуром видели, как цепко вглядывались Джек и Боб в соседние машины и их владельцев. Я чувствовал, что наш пацан начинает нервничать, и, чтобы снять напряженку, сказал:

— Знаешь, Боб... Последнее время моя жизнь в силу разных Котово-житейских обстоятельств тоже резко меняла свои направления. Но с Котами все проще. А вот что тебя заставило плюнуть на кино и уйти в полицию?

— Но если этот вопрос тебе неприятен, ты можешь на него не отвечать. Правда ведь, Мартынчик? — деликатно поспешил вставить Тимур.

— Конечно, конечно! — тут же согласился я.

— Нет, почему же?.. — негромко сказал Боб, настырно выдираясь из общего автомобильного стада. — Просто однажды, когда снимали перестрелку в какой-то очередной гангстерской телевизионке, мы изображали драку, вываливались из окон второго этажа и палили друг в друга специальными холостыми патронами. Все, кому было положено по сценарию, валялись, так сказать, «убитыми»... А когда съемка этой сцены закончилась и режиссер нам сказал «Спасибо», мы все встали.

А один, мой очень близкий дружок, остался лежать. Он оказался действительно мертвым. Кто-то в него стрелял настоящими боевыми патронами... Вот мне и захотелось узнать — КТО? С тех пор я работаю в полиции.

Мы еще немножко проехали молча, потом куда-то свернули, на какие-то уж совсем безавтомобильные улицы, потом свернули второй раз и остановились на нешумной красивой улице, у двух высоких желтых арок с кружевными железными воротами, за которыми виднелось что-то тоже очень красивое, ухоженное и необозримое...

— Ну вот, — негромко сказал Боб. — Это и есть знаменитая Мелроуз-авеню, пятьдесят пять пятнадцать. «Парамаунт пикчерз»...

— Ты здесь работал, Боб, да? — тихо спросил его Тимур.

— Нет. На «Уорнер бразерс», — улыбнулся Боб.

— Подожди секунду, Боб. Не въезжай в ворота, — сказал Джек. — Я хочу чуточку оглядеться. Слегка разобраться в географии. Подъезды, то-се... Сам понимаешь.

— Конечно, сэр.

— Я разве не сказал тебе, как меня зовут? — спросил Джек.

— Все в порядке, Джек. На эти ворота можно выехать и со стороны Беверли-бульвара по Виндзор-стрит, по Ирвинг и Бронсон-авеню. Потом я покажу тебе заезды и с другой стороны — от Голливудского еврейского кладбища...

Пока Джек оглядывался и даже что-то записывал, мы с Тимуром рассматривали парамаунтовские арки. В одну из них автомобили въезжали, из другой — выезжали.

А между этих арок, на толщенной квадратной опоре висел огромный венок из настоящих зеленых веток с ловко вплетенными разноцветными засушенными цветами и яркими лентами.

Что-то похожее, но поменьше размером, я видел на кладбище в Комарове, под Ленинградом, когда мы с Шурой, захватив с собой бутылку водки и еще одного приятеля для него, и немного «хека безголового» для меня, ездили на это кладбище кого-то помянуть...

Вторично с такими венками, но уже совсем с небольшими — величиной с обеденную тарелку, я столкнулся в Мюнхене, где немцы в Рождество имеют обыкновение вешать их на входные двери своих квартир...